Пятница. 22.09.17. День пятый.
Сокчхо – Каннын (속초시–강릉시)
При планировании этого дня заранее предполагалось неспешное и расслабленное перемещение: всё-таки первый полностью «морской» участок. Гнездившийся где-то внутри меня отпускник-курортник тоже требовал своего.
От мотеля до самого Восточного моря можно было ехать, лишь вяло болтая ножками – дорога шла под уклон. На пути встретилась деревушка, где живут в домах традиционного корейского стиля – ханок.
Иногда, проезжая по тихим улочкам, встречаешь «мемориальные доски» у тех домов, где жила та или иная провинциальная знаменитость. Часто и не провинциальная, а очень даже общенациональная. Корейцы всегда подчёркивают свою гордость за знаменитых предков и соседей, а доски – они для того, чтобы каждый местный школьник или заезжий гость узнал, кем здесь гордятся. Вот и тут я остановился, заметив указатель на такое место (N38.16499° E128.55343°). Домик, конечно, после обновления, но сохранил в точности исторический вид постройки XIX века, выглядевшей не совсем обычно. Стиль этого небольшого дома характерен для области Хамгён-до, ныне находящейся на территории КНДР. Здесь в 1872 году родился конфуцианский учитель О Юнхван (오윤환), известный под псевдонимом Мэгок (매곡, 梅谷) – «Сливовая долина». Конфуцианец снискал славу как почтительный сын, с усердием заботившийся о родителях, как местный летописец и как приверженец традиционных ценностей, преподававший их молодежи. Мэгок носил только традиционную корейскую одежду и не изменил ей, в то время как даже король Кочжон перешёл на европейский костюм, следуя модернизационным веяниям. Учитель стал участником «первомартовского движения», а также продолжал преподавать конфуцианские каноны и ханмун (традиционное иероглифическое письмо). За собой О Юнхван оставил ценное наследие – дневник, что вёл на протяжении лет с 1891 года до предпоследнего дня своей жизни. Подробности быта местных жителей – земледельцев и рыболовов, их обряды и церемонии, борьба народной «армии справедливости» (ыйбён, 의병,義兵) против японцев, имена людей – все это дошло до потомков благодаря 1783-м страницам его записей. Он умер в 1946 году, пережив освобождение своей страны от японцев – главный праздник для патриота.
Выехав на побережье, я заглянул в Сораксанский «Парк встречи рассвета» (설악해맞이공원). Парки с такими же названиями часто встречались на пути до Пусана: не мудрено, море то – «Восточное». (N38.16284° E128.60869°) Одна из основных тем монументов на этом побережье – разделённая страна, разделённый народ, разделённые семьи. «Где же наш дедушка?» Мальчик показывает на север – «там!»
Подъезжающих к повороту на парк Сораксан приветствует медведь, подобный тому, что в парке. На самом деле, они в горах давно не водятся.
Если проехать немного в сторону Сокчхо, то можно побывать в порту Тэпхохан (대포항), который знаменит своими хвечипами (заведениями с блюдами из свежей рыбы) и необычной круглой формой (N38.17394° E128.60610°). Гавани маленьких рыболовецких портов украшают такие вот маяки-грибочки.
Велосипедная дорожка здесь обустроена – участок веломаршрута носит название «Романтическая дорога». Настроение обеспечивают пейзажи и элементы современного искусства. В черте городков иногда проезжаешь буквально по пляжу, а за их пределами дорожка от проезжей части отделена – всё ради безопасности.
К стоящему на горе Наксан монастырю Наксанса (낙산사, 洛山寺) я подъехал с «чёрного хода», задней его стороны: там удобнее оставить велосипед (N38.12410° E128.63105°). У парадного же подъезда – огромная парковка для автобусов и целый рынок всяческой торговли. Ещё было довольно рано и торговцы скучали.
Входя в обитель, я встретил выходящую оттуда группу из трёх экипированных велосипедистов (я припарковался, видимо, рядом с их велосипедами). Лица были закрыты масками и очками, да и моя физиономия также была ещё скрыта маской. Как тут принято, обменялись приветствиями – по голосам понял, что немолодые «ребята».
Помните, в прошлой записи я упомянул великого монаха Ыйсана-тэса (의상 대사), что основал корейский орден буддийского движения Хуаянь – Хваом и монастырь Сончжонса в горах Сораксан? Так вот Наксанса был основан также Ыйсаном. В 10-й год правления Силлаского вана Мунму (670-671 гг. н.э.) монах вернулся из Танского Китая. Узнав, что в одной пещере вблизи Восточного моря было явление Бодхисаттвы сострадания Авалокитешвары (по-корейски Кваным – 관음, или Квансеым -관세음), он принялся усердно молиться на каменном уступе над морем. АмидаизмАмидаизм – культ Будды Амитабхи. Проповедовался Вонхё и Ыйсаном. Бодхисаттва Авалокитешвара относится к дому Амитабхи и изображается рядом с ним. и в частности культ Авалокитешвары был популярен в Силла в среде простого люда, кому любили проповедовать и Ыйсан и Вонхё. Суть популярности в том, что Амитабха и Авалокитешвара помогают любому обращающемуся живому существу, вне зависимости от положения или соблюдения буддийских обрядов. Легенда гласит, что после семи дней поста и молитвы явилась Ыйсану синяя птица, указавшая путь к пещере, позже названной Кванымгуль. После ещё семи дней молитвы у входа в пещеру на скале, Ыйсану было явление Кваным на цветке красного лотоса, провозгласившей: «В месте, где пробьётся пара бамбуковых ростков, быть построенным монастырю!» Монаху также были пожалованы драгоценные дары: чудодейственный камень и чётки. Выйдя из пещеры, он нашёл место с двумя бамбуковыми побегами и к 676 году построил там храм с прекрасной статуей Будды. Хоннёнам (홍룡암, 紅蓮庵) – «Храм красного лотоса» – теперь стоит на месте молитвы Ыйсана. С тех самых пор Наксанса – центр культа Бодхисаттвы Авалокитешвары сначала в Силла, а после и во всём объединённом государстве. Молился в этом месте также и знаменитый Вонхё. Странствовавший художник Ким Хондо (김홍도), известный под псевдонимом Танвон (단원), изобразил монастырь Наксанса на одноимённой картине:
Исходя из того, что подъехал я с тылу, то и осмотр монастыря был начат с конца обычного маршрута по нему. Стоимость посещения обители – ₩3500, а велопарковка находится около домика, где проверяют билеты. Не рекомендую оставлять велосипеды на автостоянке: со временем понаедут автобусы и выбраться станет сложно. Это мне дядька-парковщик объяснил, при выходе же я его мысленно поблагодарил – был прав на сто процентов.
Для начала я отправился на скалу Ыйсандэ (의상대), где монаху явился дракон в образе синей птицы. Войти в беседку и предаться медитации у меня не вышло: вход перекрыт ленточкой.
Пробормотав в сторону моря мантру «Ом мани падме хум», направился дальше, к храму Красного лотоса, стоящему на каменном карнизе. Говорят, в его полу есть небольшое окошко, через которое во время молитвы можно заглянуть в пещеру Кванымгуль (관음굴), находящуюся под строением. Толпы паломников и туристов, посещающих это место, не дадут уже никому сосредоточиться в медитации на семь дней, потому явления Великой Печальницы удостоиться теперь, наверное, очень трудно. Хотя, кто знает…? Соответствующая цель присутствует в местной программе Templestay. Храм много раз перестраивался, последний раз – после большого лесного пожара в 2005 году, уничтожившего многие монастырские постройки.
При клике на фото откроется панорама 360
Высокий павильон Потхарак (보타락) стоит над лотосовым прудом Кванымчжи (관음지). В пруду внимательным взглядом можно отыскать статуэтку Кваным верхом на льве.
Пройдя под павильоном, попадаем к залу Потхачжон (보타전), в котором находятся статуи 7-и воплощений, 32-х реинкарнаций и других полутора тысяч ликов Кваным.
При клике на фото откроется панорама 360
При клике на фото откроется панорама 360
По дорожке вниз я спустился к ступе, построенной монахом по имени Соккём (석겸) в 1692 году. Рядом стоит стела с текстом на ханмуне, описывающая чудесное обретение кристалла «шарира» в 1683 году, когда статую Будды в храме Хоннёнам покрыли новым золотом. Воздух тогда наполнился благоухающей благодатью, а сверху опустилась «шарира», которая и была помещена в ступу.
На верхнем плато монастыря установлена высокая статуя «Кваным в морских водах» (Хэсу Кваным, 해수관음, 海水觀音), стоящей на раскрытом цветке лотоса с бутылкой «небесного вина». В ларёчке продаются жертвенные благовония и рис, а также можно за денежное подношение ударить в колокол.
При клике на фото откроется панорама 360
«Храм взаимопроникновения» (Вонтхонбочжон, 원통보전, 圓通寶殿) – главный храм монастыря Наксанса, изначально основанный самим Ыйсаном. В нём находится золочёная статуя Кваным в стиле позднего Корё, покрытая с применением техники сухого золочения. Самоотверженным монахам удалось спасти статую из пламени пожара 2005 года, но сам храм, восстановленный после Корейской войны (1950-1953), сгорел. Монастырю и прежде доставалось: во время нашествия монголов в 1231 году он был разграблен, и многие культовые сокровища бесследно пропали.
Перед вновь восстановленным залом стоит пагода, изначально воздвигнутая Ыйсаном трёхъярусной. В 1467 году её перестроили, сделали семиуровневой и придали вид, более характерный для периода Чосон. Стены же вокруг были, предположительно, воздвигнуты при перестройке монастыря в годы правления короля Сечжо (1455—1468). Построенные из скреплённых «жёлтой землёй» плоских плиток, стены украшены гранитными цилиндрами и покрыты черепицей. Дошедшие до наших дней лишь частично, ограждения зала были восстановлены и содержат в себе части оригинальных – XV века.
При клике на фото откроется панорама 360
Отлитый по приказу короля ЙечжонаВосьмой ван (король) династии Ли, государства Чосон. Правил с 1468 г. по 1469 г. в 1469 году бронзовый колокол, был посвящён визиту в Наксанса его отца – короля Сечжо. Увы, оригинальный колокол расплавился в пламени пожара 2005 года, и в брахма-колокольном павильоне Помчжонну (범종루,梵鐘樓) мы видим его отлитым заново, рядом с большим брахма-колоколом, дхарма-барабаном, деревянной рыбой и гонгом в форме облака – символами буддийского спасения.
Статуи четырёх небесных царей в воротах Сачхонванмун чудесным образом избежали повреждения и в Корейскую войну, и при лесном пожаре 2005 года. Сами же ворота восстанавливались не раз.
При клике на фото откроется панорама 360
Каменные «Ворота в форме радуги» (Хонъемун, 홍예문, 虹霓門) были построены в 1467 году для увековечивания визита в Наксанса короля Сечжо. Интересен тот факт, что из всех камней, составляющих конструкцию ворот, 26 были доставлены из 26-и уездов провинции Канвон-до – по одному из каждого.
На территории обители есть несколько общественных туалетов, но вот этот – самый симпатичный, как и вывеска на нём: «место освобождения от забот» (근심을 푸는곳). Внутри, кстати, всё очень современно.
А вот в этой монастырской столовке трапезной с 11-30 до 13-00 можно бесплатно поесть лапши. Было ещё слишком рано – уезжал насытившись только духовно.
Дорожка вдоль пляжа Наксан ожидаемо зовётся «Дорожкой встречи рассвета» (N38.11791° E128.63284°). Забавная композиция на ней: мужик моет тётку, предположительно в бане 🙂
После очередной горки встретилась площадка для отдыха, которая уже была занята… теми самыми велосипедистами, виденными мной у Наксанса. Остановился передохнуть и сфотографировать дорогу. Под навесом велосипедисты сняли маски: «Вау! Да они все – дядюшки, старше меня!» Пришлось выдержать стандартный опрос: кто таков, откуда, сколько лет, семейное положение, кем работаю, где бывал, куда еду… В Корее такие вопросы вполне нормальны и служат для понимания, как со мной себя вести – так уж принято. Общение с корейцами – это почти всегда поначалу церемониальные «танцы»: собеседники должны выяснить, какой стиль речи использовать, на сколько градусов гнуть спину и какое выражение лица состроить. На правах младшего я получил и минимум информации. Старший из команды, ему около семидесяти – полицейский офицер на пенсии, даже немного говорит по-английски: спасибо олимпиаде 1988 года, где он участвовал в обеспечении безопасности. И сразу – полицейский вопрос: «что это, мил человек, у тебя в велорюкзаке?» Корейцы путешествуют по своей стране налегке, ну максимум – с лёгким рюкзачком. «Открывай-показывай» – говорит. Любопытство – ещё одна черта корейцев, особенно немолодых – будьте к этому готовы и толерантны. Показал дождевое снаряжение и велочехол, кое-как отшутился, откланялся и покатил с горки к пляжу Хачжодэ (하조대해변).
На уступ Хачжодэ (N38.02130° E128.73519°), я взбираться не стал, ограничившись заездом на смотровую площадку маяка вблизи пляжа (N38.02246° E128.72923°).
По клику на фото откроется панорама 360
Оборудованные места для отдыха вдоль велодорожки встречаются регулярно. Бросается в глаза, что корейские велосипедисты останавливаются на отдых в них гораздо чаще, чем привыкли мы: обычно я еду не меньше часа-двух, прежде чем остановиться под навесом. Эти же норовят воспользоваться чуть ли не каждой такой стоянкой. Вывод: благоустройство развращает!
На 38-й параллели построена придорожная сервис-зона с одноимённым названием. Я планировал поесть там, но ещё совершенно не проголодался. В 1945 году здесь прошла демаркационная линия, разделяющая Корею на две зоны управления: СССР и США.
На автопарковке установлена реклама выставочного зала, посвящённого «конфликту 6.25». Так здесь называют Корейскую войну (1950-1953), начавшуюся 25 июня 1950 года, когда северокорейские войска пересекли 38 параллель.
С вопросом «покушать» на побережье вообще никаких проблем: одну за другой проезжаешь рыболовецкие деревни и порты, где всегда целый хоровод заведений на любой вкус. Помимо отдельно стоящих хветчипов, в городках встречаются и хве-центры, где мастера приготовления и подачи рыбы располагаются под одной крышей. Где бы ты ни ехал – всюду аквариумы с рыбой, моллюсками или ракообразными.
Пожить или развлечься – не проблема: один за другим проезжаешь пансионы, бары и караоке-заведения, расположенные вблизи пляжей.
Разного вида смотровых площадок с видами на море тоже хватает: забираться на каждую никакого отпуска не хватит!
Вне населённых пунктов пляжи огорожены заборами с колючей проволокой поверху. Это какая-никакая, но всё-таки защита от возможного проникновения северокорейских лазутчиков-диверсантов. Регулярно встречаются и наблюдательные посты с пулемётными гнёздами: что поделаешь, напряжёнка с соседями не даёт расслабиться.
Как-то незаметно оказался в Канныне (강릉), и мимо главного его пляжа Кёнпхо хэбён (경포해변) проследовал до следующей культурной достопримечательности – парка на месте имения семьи Хо (N37.79086° E128.90997°). Той самой семьи, из которой вышли два знаменитых писателя XVI века: Хо Гюн (허균, 許筠) и Хо Чхохи ( 허초희, 許楚姬). Ну, если быть точным, то один писатель и одна поэтесса: Хо Чхохи была сестрой Хо Гюна и известна под своим псевдонимом – Хо Нансольхон (허난설헌, 許蘭雪軒). А если быть ещё более точным: из клана вышло пять литераторов, просто указанные брат и сестра – наиболее прославленные. С самым известным произведением Хо Гюна я познакомился ещё в 1986-м, когда на Ленинградские экраны вышел фильм «Хон Гиль Дон» производства киностудии КНДР «Чосон ёнхва», режиссёр – Ким Гирин. Ходил я на него тогда раз пять, да и сейчас смотрю с удовольствием: для тех лет неплохо было снято, хоть и наивно во многом. Южнокорейские кинематографисты также не забывают произведение: смотрел как минимум два фильма по его мотивам. Литературный первоисточник интересен ещё и тем, что это первое известное литературное произведение, для распространения переписанное хангылем – корейским алфавитом, разработанным в середине XV века. Высокие социальные слои относились к этому письму пренебрежительно, считая вульгарным, называя его женским, детским или письмом простолюдинов, что указывает на предполагаемую автором аудиторию произведения – простой люд. С самой повестью же вот какая штука приключилась: оригинальный её текст на ханмуне не сохранился, до нашего времени дошли как раз лишь переведённые на корейский язык, переписанные и перепечатанные версии. Первоисточник канул в Лету. Осуждение Хо Гюном сословной системы и косности традиционных конфуцианских общественных догм, вкупе с размышлениями о новом справедливом обществе, на мой взгляд, позволяет считать его одним из предвестников движения сирхак. Ведь Хо Гюн, предположительно, также был и первым корейцем, принявшим христианство. Был он на самом деле крещён или нет – не важно, главное, что у него был интерес к христианской религии и тем социальным ценностям, что она проповедует. Хо Гюн дважды посещал Пекин и привёз в Чосон христианскую литературу на китайском языке. Убеждения писателя и чиновника привели его к гибели: будучи обвинённым в бунте, автор повести о достойном Хон Гильдоне был казнён. Порекомендую абзац из вступления к книге Александра Кан «Книга белого дня» на сайте «Корё Сарам». Биография же Хо Нансольхон хорошо описана на «стене» сообщества «Записки о Корее». Процитирую выдержки оттуда:
«Хо Чхохи (1563–1589) – выдающаяся поэтесса династии Чосон. Также в семье был старший брат, министр Хобон (허봉, 許篈, 1551-1588) и младший – известный писатель Хогюн (허균 許筠, 1569–1618), который является автором “Повести о Хон Гильдоне”. Сама она написала около 200 стихотворений, 2 из которых написаны на хангыле. Больше известна под псевдонимом Хо Нансольхон (허난설헌, 許蘭雪軒). С ранних лет она уже была признана как талантливый поэт, но получить значительное положение в обществе из-за того, что была женщиной она не могла. Первый труд 광한전백옥루상량문 (廣寒殿白玉樓上梁文), написанный в возрасте 8 лет, хвалили как произведение гения поэзии. Ее талант к изучению ханмуна (письменный язык с использованием иероглифов) побудил Хобона стать ее первым наставником и познакомить ее с китайскими произведениями, такими как конфуцианское “Пятикнижие”. Хо Чхохи в возрасте 15 лет вышла замуж за гражданского чиновника Ким Сонипа (김성립). К сожалению, жизнь девушки после брака сложно назвать счастливой: муж часто оставлял ее дома одну, а сам уходил развлекаться с другими девушками, ему не нравилось то, что жена увлекалась литературой, не поддерживал ее стремление стать писателем и пренебрегал ее работами; также у нее были холодные отношения со свекровью. Она родила двух детей, однако оба скончались еще в младенчестве. Переживая смерть отца и старшего брата, а также гибель своих детей, она посвятила себя поэзии, через которую выразила свою глубокую печаль и скорбь. Спустя год после смерти старшего брата в Капсане, Хо Чхохи умерла в возрасте 27 лет. Согласно ее завещанию, многие ее работы были сожжены. Чувствуя сочувствие к своей сестре, Хогюн собрал оставшиеся в ее родном доме произведения и опубликовал “Собрание сочинений Нансольхон” (“난설헌집“) в 1590 году.»
Сейчас на месте исторической усадьбы разбит парк с памятниками Нансольхон и всем пяти литераторам клана Хо. Туристы также могут осмотреть и ханок, построенный в стиле периода Чосон – так мог выглядеть отчий дом писателей.
В небольшом музее выставлены копии сочинений литераторов и рисунки Нансольхон. Играет негромкая музыка, работают кондиционеры, посещение бесплатное – красота! На память можно самому изготовить себе ксилографический отпечаток с цитатой и иллюстрациями из «Хон Гильдона» на корейской бумаге – ханчжи. В отдельном павильоне проводятся чайные церемонии, которым обучают на мастер-классах.
Оттуда я направился обратно на пляж Кёнпхо – искать ночлега и ужина (N37.80041° E128.91260°). Зазывалы у мотелей первой линии предлагали номера с видом на море за ₩60000 – дорого. Поговорив с одни из них, я поинтересовался номером подешевле. «Ок» – говорит – за ₩50000 будет номер с видом на озеро… В итоге сторговался за ₩40000, а для такого комфортабельного места на самом берегу океана – это отличная сделка!
Помимо морского побережья, местной достопримечательностью является и прибрежное озеро с зеркальной гладью – Кёнпхохо (경포호, 鏡浦湖), называемое и просто Кёнхо (경호, 鏡湖) – «Зеркальное озеро». Красоту озера ценили на протяжении веков: в его окрестностях было сооружено 12 беседок для созерцания, самая известная из которых – Кёнпходэ (경포대) – N37.79506° E128.89665°. Посередине озера, на каменистом островке также видна небольшая беседка, постоянные посетители которой – птицы.
При клике на фото откроется панорама в полном размере
Маленький домик отделения полиции привлёк своим необычным оформлением. Как известно, Республика Корея – очень безопасная страна, а камеры наблюдения не оставляют без присмотра её жителей и гостей. Куда не кинешь взгляд, везде камеры или предупреждения о ведущейся съёмке. Только попробуй «чикнуть» что-нибудь у кого-то, как тебя тут же «чикнут» на камеру! 🙂 Здесь же нам предлагается взять реванш и заснять… полицию, для чего любезно обозначено место с лучшим ракурсом.
Вдоль пляжа расположились заведения, где готовят крабов и подают хве. Преисполненный курортной эйфорией, я решил: «Крабы»! Как же, проехать по крабовому побережью, где заветные слова «대게» – «большой краб» – украшают чуть ли не каждую харчевню, и не устроить себе крабовый пир? Тем более, когда около заведений так призывно шумят и свистят паром «крабоварки».
Выбрав ресторан, заказал нескромный ужин, включавший приготовленного на пару крупного краба (тэгеччим, 대게찜), хве из свежей рыбы (сэнсонхве, 생선회) и множество закусок. Принимая заказ, мне несколько раз назвали цену (₩150000) и минимальный размер – на двоих человек. Что же мне делать, если я один? Кушать за двоих, разумеется!
Когда я попросил плошку риса, чтобы смешать с ним содержимое крышки крабьего панциря, хозяйка унесла, а затем принесла его уже приготовленным – с рисом, кунжутом, порфирой и толикой кунжутного масла.
На панцире можно написать пожелание, и он украсит собой зал ресторана.
Крабов было даже два: один «большой красный краб» – основное блюдо, а другой, маринованный в соевом соусе (канчжан кежчан, 간장게장) голубой «цветочный» краб (ккотге, 꽃게) – закуска. В его панцире я уже сам намешал риса – попробуйте, это очень вкусно.
Когда я готов был отвалиться от стола как нажравшийся клоп, хозяйка принесла заключительное блюдо – острую уху – мэунтхан (매운탕)! Я забросил в кастрюльку остатки хве – так повкуснее. Сказать, что я объелся – ничего не сказать! Застолье рассчитано на двоих, я же съел всё один – Гаргантюа, не иначе.
Пробег: 81 км. Рельеф спокойный.
Оглавление здесь: Корея 2017