Суббота. 23.09.17. День шестой.
Каннын – Тонхэ (강릉시–동해시)
Каннын называют «Город сосен», ведь сосна – один из его символов, вкупе с тигром и встающим над морем солнцем. Уезд достоин двухдневной остановки с радиальными поездками по его достопримечательностям: этот денёк отмечен мной как самый насыщенный в программе поездки, но я и трети не увидел! Каннын также сосед олимпийского Пхёнчхана и именно он принимает участников и гостей соревнований по ледовым видам спорта в 2018 году.
В то утро я выехал позже обычного: музеи открываются в 9 часов, а до первого из них – всего несколько километров. На украшенном городскими символами мостике Хогюновский герой растопырил пальцы: «дай пять!». Я хлопнул в ответ по его уже отполированной ладошке.
На восточной оконечности озера Кёнпхохо расположен павильон «Облаков на озере» – Хэунчжон (해운정, 海雲亭), считающийся вторым по возрасту строением в уезде после Очжукхона – он был впервые построен в 1530-м году Сим Онгваном (심언광), служившим губернатором провинции Квандон, ныне зовущейся Канвон-до (N37.78621° E128.89118°). Успешный чиновник также известен как талантливый литератор, писавший под псевдонимом Очхон – «Рыбная деревня» (어촌, 漁村), поэтому можно предположить, что павильон использовался им для писательского уединения. Некогда озеро было значительно больше существующего и павильон находился на самом берегу, что позволяло любоваться отражающимися в нём облаками.
По соседству стоит более чем 400-летний дом другого члена того же клана – Сим Санчжина (심상진), изначально построенный в XVI веке. Усадьба классически состоит из двух крыльев: внешнего – саранчхэ (사랑채), где были покои владельца дома и других мужчин, и внутреннего – анчхэ (안채), в которых жили женщины и малые дети. Потомки Сим Санчжина и сейчас живут там, несмотря на то, что их дом числится как объект провинциального культурного наследия. Войти на двор может любой желающий: в находящемся там ресторанчике предлагается отведать сундубу (солянку с мягким соевым творогом) – блюда, которым также славится Каннын.
Поблизости то и дело встречаются старинные усадьбы, многие из которых превращены в гостевые дома – минбаки (민박).
Проехав вдоль современного, но стилизованного под корейскую классику здания, я увидел дорожную вывеску: «Мемориальный зал Ким Сисыпа».
Ого, а вот об этом месте я заранее не знал! Странствующий монах-отшельник, писатель и поэт Ким Сисып (1435-1493) известен также под псевдонимами Мэвольдан (매월당, 梅月堂) – «Зал сливы (под) луной» и Тонбон (동봉,東峰) – «Восточный пик». Интересная тема – имена в традиционной Корее. У представителей высоких социальных классов помимо личного имени при жизни было несколько псевдонимов, а после смерти присваивался ещё целый ряд. Довольно часто в качестве письменного имени – «хо» (호) – выбиралось название собственного или отчего имения. Данное на совершеннолетие имя (ча, 자, 字) – было Ким Ёльгён (김열경, 金悅卿), но известен он именно под именем Ким Сисып (김시습, 金時習) – «Ким, (что) всё время в учении». Залом же «сливы под луной» литератор называл свой дом на склоне горы Кымосан, где творил в одиночестве:
В низкой комнате, устланной войлоком черным,
так уютно, тепло…
Тень от сливы лежит силуэтом узорным,
ночное светило взошло*стихотворный перевод А. Штейнберга.
В принципе, странствующий писатель-отшельник мог легко так называть и свои пристанища в горах, по которым путешествовал один, сочиняя стихи и записывая их на стволах деревьев. Трудная судьба выпала на его долю: родившийся в служилой янбанской семье и получивший неплохое образование, он не принял короля-узурпатора Сечжо и подался в отшельничество. Подражая китайским писателям ещё времён Танской династии, писатель стал зачинателем литературного жанра «новелла» в корейской средневековой литературе. На моей полке есть переводная книжка ещё советского издания: «Новые рассказы, услышанные на горе Золотой черепахи» (оригинальное название – Кымо синхва, 금오신화, 金鰲新話). Упомянутая в названии гора находится на юг от города Кёнчжу, более известна туристам как Намсан в Кёнчжу и знаменита большим числом буддийских святынь в виде пагод, вырезанных изображений и текстов на камнях. Формально будучи буддийским монахом, путешествующий Ким Сисып не особенно-то участвовал в жизни сангхи, но место для своего пристанища выбрал безусловно святое. Родился литератор в Хансоне (Сеуле), но происхождение его семьи (понгван, 본관) – Каннын. На земле предков и расположился посвящённый ему зал памяти (N37.78625° E128.88761°), хотя почти всю свою жизнь Мэвольдан провёл в скитаниях. Недостаток зала для иностранцев – все материалы только на корейском языке, хоть Ким Сисып безусловно известен далеко за пределами Кореи, а его новеллы входят в сборники лучших образцов классической дальневосточной литературы. Соседние же музеи лишены этого недостатка – там информация представлена и по-английски. Заинтересованному читателю я порекомендую статью о писателе. Если быть точным, то это текст послесловия к упомянутой выше книжке.
Ким Сисып
Следующая остановка – 300-летнее имение Сонгёчжан (선교장), построенное аристократом королевской крови по имени Ли Нэбон (이내번, 李乃蕃), 11-м потомком принца Хёрён-тэгуна – старшего брата короля Сечжона Великого (N37.78548° E128.88488°). Входная плата – ₩5000, что несколько высоковато: приехавший передо мной на осмотр представительный господин показательно злопыхал из-за этого в окошко кассы: «Почему не три? Вон, в Очжукхоне – трёшка!»
Занимающая внушительную площадь усадьба признана чуть ли не лучшим представителем классического корейского жилья высшего сословного класса, из числа сохранившихся до наших дней. Мужские и женские обиталища усадьбы настолько изолированы друг от друга, что разнополые члены семьи могли в жизни «под одной крышей» лично не пересекаться. Пишу «под одной крышей» в кавычках: в отличие от привычных нам, корейские дома, считающиеся как бы одним целым, состоят при этом из множества построек – каждая под своей собственной кровлей.
За входными воротами – симпатичный лотосовый пруд правильной квадратной формы с как бы парящим над ним павильоном «Живой струи» – Хваллэчжон (활래정, 活來亭), построенным в 1816 году. Пруд питался стекающим с горы ручейком и вода в нём не застаивалась, была «живой» – оттуда и название. Избыток изливался прежде в озеро Кёнпхохо, но из-за намываемой речкой глины, оно значительно уменьшилось в размерах и отступило. Есть мнение, что это аллюзия и иероглифическое название отсылает нас к стихотворению Чжу Си «Читая книгу, предался размышлению» (觀書有感):
В пол-«му»*Му – китайская мера площади, около 0,067 га. размером гладь зеркального пруда.
В нём отражён и свет, и в небе облака.
Как так: она свежа, чиста его вода?
Причиною тому струя из ручейка.
От пруда до ограды собственно жилой части усадьбы – около ста метров: звуки домашних забот не должны были помешать занятиям владетельных мужчин. Почитывать в тишине китайских классиков, заниматься каллиграфией, писать стихи, изучать каноны, беседовать с гостями о Конфуции и, конечно же, плести политические интриги – какие ещё занятия могли быть у аристократов?
Неподалёку на возвышении стоит домик Хонъйехон (홍예헌), в котором останавливались знаменитые литераторы, каллиграфы и художники позднего Чосон.
Пройдя за высокую ограду через одни из ворот усадьбы, попадаем к внутреннему крылу – анчхэ (안채) с выдающимся немного вперёд залом для приёмов – Тонбёльдан (동별당). Такое расположение было удобно для обслуживания, чем традиционно занимались домашние женщины.
При клике на фото откроется панорама 360
Площадь, занимаемая хозяйственными помещениями и кухней довольно значительна – семья-то большая. Здесь и готовили, и пряли… (да чего они только не делали)… и жили женщины дома. Причём речь не о прислуге, а именно о членах семьи. Здесь обитала, например, невестка – жена сына хозяина дома. Комната довольно большая, длиной в два кана.Кан – расстояние между двумя столбами корейского дома – около 2-х метров. Положение невесток в традиционной Корее было обычно не очень завидным. Из соседнего дворика имеется ещё один проход в кухню. Это всё та же женская половина.
При клике на фото откроется панорама 360
Отдельное строение – Ёнчжидан (연지당), где держали основную ценность и средство платежей – рисовое зерно. В нём имеется и жилая комната для помощниц по хозяйству.
Крыло Собёльдан (서별당) предназначалось для детей и занятий с ними, а также в нём была небольшая библиотека. Здесь иногда жила и престарелая мать владельца дома в те годы, когда она уже не занималась домашними делами.
Пройдя через узкую дверь в разделяющей мужскую и женскую половины стене, оказываемся в саранчхэ (사랑채) – так называемом внешнем крыле дома. «Внешнее» и «внутренее» – традиционное понимание места мужчин и женщин в корейском обществе, семье прежних веков. Мужчины вели социальную жизнь, принимались в обществе, ходили в гости, на службу – были «внешними людьми». Женщина же была внутренний, домашний человек, что до сих пор отражено и в языке: о жене, например, и сейчас говорят в 3-м лице – «наш домашний человек» (ури чипсарам, 우리 집사람).
При клике на фото откроется панорама 360
Хэннанчхэ (행랑채) – гостевое крыло. Здесь находятся комнаты для домашних мужчин и гостей хозяина. В традиционной Корее «семейный выход в гости» был совершенно невозможным явлением, и женщины всегда оставались дома. Комнаты крыла небольшие, но отделаны неплохо.
Деловые встречи хозяин усадьбы проводил в центральной галерее – Чунсаран (중사랑, 中舍廊).
Построенный после 1815 года главный зал – Ёльхвадан (열화당, 悅話堂) – жилище хозяина дома, главы семьи. Интересен тот факт, что терраса к залу была подарена хозяину дома Российской миссией в последние годы XIX столетия, когда при дворе имела влияние пророссийская группировка. Истинные любители корейских историческо-романтических дорам могут узнать это место: здесь снимали сериал «Хван Чжин И» (KBS), в котором усадьба сыграла роль кёбан (교방) – школы кисэн (куртизанок). В конце первой серии маму главной героини жестоко наказывают прямо перед Ёльхваданом. В комнатах гостевого крыла Хэннанчхэ жили кисэн, а в беседке Хваллэчжон юная Чжини нарисовала тот самый бамбук, рисунок с которым поймал Ким Ёнхо – её первая любовь. Очень красивый сериал с традиционной музыкой и танцами – рекомендую!
На холме за господским домом расположен сад Ногявон (녹야원, 鹿野苑), а у подножия – построенный в 1820-м году садовый павильон Чхочжон (초정, 草亭) под соломенной крышей.
За оградой основного комплекса жилых строений – ещё целая деревня небольших построек вспомогательного назначения и жилищ прислуги.
В их числе и небольшой домик сторожа, или даже правильнее будет сказать – дворецкого. Он встречал гостей, приглядывал за периметром имения и сохранностью имущества, а также выполнял поручения хозяина.
На территории усадьбы есть и новые постройки. Например, центр традиционных занятий, где проводятся мастер классы и семинары. Имеется и музей, в котором собрано множество подлинных предметов, сохранённых владельцами усадьбы и их потомками. Можно сделать и покупки: здесь продают различные поделки, перец, перцовую и бобовую пасты, соевый соус…
От Сонгёчжана до Очжукхона рукой подать – они соседи. Комплекс Очжукхон (오죽헌) представляет собой большую музейную площадку, где помимо собственно самого исторического дома Очжукхон, есть несколько выставочных залов и памятников (N37.77925° E128.87972°). В отличие от посещённой несколько минут назад усадьбы, народу в комплексе было намного больше: место очень посещаемое как корейцами, так и иностранными туристами. Входная плата – ₩3000. На внимательный осмотр понадобится более двух часов.
При входе нас встречает памятник родившемуся здесь в 1536 году учёному-конфуцианцу и политику Ли И (이이, 李珥), известному под псевдонимом Юльгок (율곡, 栗谷) – «Каштановая долина» (по названию отцовского имения). Ставший в возрасте 29 лет одним из оппонентов 58-летнего Ли Хвана (이황) в конфуцианских дискуссиях, Ли И почитается в Корее как выдающийся мыслитель и государственный реформатор XVI века. Дойдя в государственном служении до самых высоких постов в администрации короля Сончжо (правил с 1567 по 1608), он бросал вызов веками сложившимся в Чосоне коррупции, косности и консерватизму придворных сановников.
Родившись в семье чиновника высокого ранга Ли Вонсу, мальчик получил соответствующее статусу его семьи образование, а в 13 лет сдал государственный экзамен с наивысшей оценкой, чем прославился на весь Чосон. Подтвердив в таком раннем возрасте свои знания конфуцианской классики и трудов по государственному управлению, а также показав навыки каллиграфии, он не занял официальной должности исключительно по молодости лет. В общей сложности Ли И держал разные государственные экзамены девять раз, всегда получая высший балл – чанвон (장원), за что снискал почётное звание Кудочанвонгон (구도장원공, 九度壯元公) – «Девять раз занявший первое место на государственном экзамене». Когда юноше было 16 лет, умерла его мать – Син Саимдан (신사임당, 申師任堂), и отец взял в дом мачеху. Выдержав трёхлетний траур по матери, Ли И ушёл в монастырь в Алмазных горах (Кымгансан, 금강산), где став монахом постигал мудрость буддийских писаний. Однако конфуцианское учение и полученное традиционное образование взяли верх: он вернулся в мир и продолжил своё становление учёным-сонби. В 26 лет он потерял отца, и только выдержав трёхлетний траур и сдав экзамен, начал положенное его сословию государственное служение. За время службы Юльгок занимал множество должностей включая министерские посты, а 1568 году с посольством посетил Минский Китай. В своём труде «Избранное из священного учения» (Сонхак чибё, 성학집요, 聖學輯要), написанном в 1575 году, он призывал к прекращению политических распрей, реформам и созданию более сильной армии не менее чем в сто тысяч воинов. То что его предостережения и призывы к сплочению перед лицом возможной внешней угрозы не были услышаны высшими чиновниками, погрязшими в политических междоусобицах, возможно привело к поражению в войне с чжурчжэнями (1582 г.) и катастрофе Имчжинской войны (1592-1598). Помимо военных задач, он уделял внимание и социальным реформам, оставшимся, увы, лишь в его трудах: сопротивление противников было непробиваемым. Идеологи движения Сирхак («реальные науки») в своей догматике опирались на работы Юльгока: он считается родоначальником понятия «реальных наук» – тех, что имеют реальное применение, в отличие от обычной конфуцианской схоластики. В 1584 году философ и реформатор умер, получив от короля посмертное имя Мунсон (문성, 文成) – «Достигнувший совершенства в знаниях». Похоронен Ли И как подобает – на родине отца, в г. Пхачжу (파주) провинции Кёнгидо – на север от Сеула. Юльгок внесён в число канонизированных конфуцианских мудрецов, почитаемых в святилищах по всей Корее наряду с Конфуцием. Его портрет помещён на банкноту Республики Корея достоинством ₩5000. Имя Юльгока носит пехотная дивизия южнокорейской армии. Оно же присвоено одному из комплексов движений туль в тхэквондо. Его именем названы дорога вдоль моря, проспект в Сеуле и т.д. и т.п…
Здесь же, в Канныне, было имение семьи матери Юльгока, художника и каллиграфа – Син Саимдан (신사임당, 申師任堂). Название Очжукхон (오죽헌, 烏竹軒) означает «Высокий бамбук цвета ворона», и было дано имению из-за окружавших его зарослей чёрного бамбука. Молодые его стебли изначально зелёные, а темнеют, только достигая двух-трёх летнего возраста.
С большой площади, мощёной красной плиткой, можно подняться вверх – к дому Очжукхон (오죽헌) и храму Мунсонса (문성사), где перед портретом Ли И можно воскурить благовонную палочку. Миртовому дереву, растущему в этом небольшом дворике более 600 лет!
При клике на фото откроется панорама 360
Каллиграфическая табличка на храме написана традиционно королём президентом Республики Корея Пак Чонхи (руководил страной с 1962 по 1979). В почерке чувствуется сильная и властная рука.
В этом домике, являвшимся частью внутреннего крыла усадьбы – анчхэ (안채), Ли И родился и получал домашнее образование до шестилетнего возраста. После же его увезли в имение отца. В комнатушке справа он появился на свет после того, как его матери приснился сон, в котором на перекладине ворот сидел дракон. Комнату так и назвали: Моннёнсиль (몽룡실, 夢龍室) – «Комната приснившегося дракона». Изображение домика и окружающего его бамбука можно найти на купюре, рядом с портретом учёного.
Восстановлено несколько построек некогда большой усадьбы. Можно заглянуть внутрь комнат, чтобы увидеть скромность покоев корейских аристократов, украшением которых порой были только каллиграфически написанные цитаты и изречения.
Кухня довольно просторна:
Небольшой дворик и павильон отведены для хранения чернильного камня, которым пользовался Ли И в детстве. Справа от камня – его труд, написанный в 1577 году и обращённый к начинающим обучение – Кёнмонъёгёль (격몽요결, 擊蒙要訣). Название можно перевести как «Советы желающим избавиться от невежества». «Люди, рождённые в этот мир, без учения не станут людьми полноценными» – с такой мудрости начинается книга. Король Чончжо (правил 1776—1800 гг.), прослышав в 1788 году о хранящихся в Очжукхоне реликвиях, повелел доставить их во дворец. На обороте чернильного камня он собственноручно написал посвящение в честь Юльгока, а книга получила королевское вступительное слово. Губернатор провинции отдал приказ построить отдельный павильон для хранения реликвий, откуда и название на табличке: Очжегак (어제각, 御製閣) – «Правителем построенный павильон».
Родившаяся в знатной аристократической семье, матушка Ли И известна нам под псевдонимом Син Саимдан (신사임당, 申師任堂). При рождении её нарекли Син Инсон (신인선), но личные имена женщин не использовались вне дома. В Корее она уважаема как почтительная дочь, добродетельная мать и супруга, художница, каллиграф и литератор. Причём в первую очередь – как почтительная дочь и невестка, ведь именно эти качества в конфуцианском мироустройстве – наиглавнейшие. Почитается она настолько, что её изображение помещено на банкноту Республики Корея высшего достоинства – ₩50000, а на обороте пятитысячной купюры можно найти её арбузы и кузнечика. В магазинчике при музее я купил несколько открыток с картинами, в том числе и с этой:
Не стану мудрствовать с описанием её биографии и работ, а дам лучше ссылку на отличную статью. Поистине, подробнее и лучше не написать!
На музейной экспозиции можно ознакомиться с наследием, оставленным этой удивительной семьёй. С картинами и каллиграфией Син Саимдан,…
… работами Юльгока, начиная с ученической тетради и заканчивая собранием сочинений…
…картинами Ли Мэчхан (이매창) – старшей сестры Юльгока, продолжившей традиции матери.
Ли У (이우), младший брат Ли И, был искусен не только в рисовании и каллиграфии, но ещё и в поэзии и игре на комунго – басовой цитре – уважаемом благородными мужами инструменте. За эти четыре таланта его называли Сачхоль (4철), но известен он под псевдонимом Оксан (옥산). Его рисунки:
Генеалогические книги клана Ли из Токсу:
Следующий музей этой площадки – фольклорный, знакомящий посетителей с жизненным укладом и церемониями традиционной Кореи.
Дети выказывают почтение родителям:
Производство окрашенных тканей и волокон:
Традиционный костюм:
Комму (검무) – танец с мечами. «Мечи» для этого танца специальные – бутафорские, а костюм стилизован под военный наряд.
Чехлы для поминальных табличек, курильница благовоний и ритуальная посуда:
На открытой площадке смоделировано место проведения археологических раскопок.
Ещё один выставочный зал предлагает ознакомиться с находками из раскопок, выставками рисунков и каллиграфии мастеров Чосона.
При клике на фото откроется панорама 360
Работающие в музеях кондиционеры хорошо спасали от жары – припекало нещадно. Солнцем палимый, я двинулся в центр города, проехав мимо небольшого конфуцианского храма в честь полководца эпохи Силла – Ким Юсина (N37.76757° E128.89112°). Ну, всё верно, географически – я на территории именно этого древнего государства. Ким Юсин очень почитался в Силла, и до сих пор в посвящённых ему храмах проводятся поминальные ритуалы. Этот был воздвигнут в память о его победе над вторгшимися в Силла тунгусо-маньчжурскими племенами Мохэ (по-корейски: мальгаль, 말갈, 靺鞨) в 664 году н.э. У подножия горы Хвабусан (화부산) полководец изгнал чужеземцев, а местные жители воздвигли небольшой храм в его честь. Разумеется, от старого силлаского храма ничего не осталось; существующий – лишь наследие, но оно продолжает сохраняться. Вход был закрыт и я лишь заглянул за высокую стену.
Следующей целью было посетить старинную конфуцианскую школу – хянгёХянгё (향교) – конфуцианское «среднее» учебное заведение периода Чосон. В подобных государственных школах велось «среднее образование» детей в период Чосон. Не всех, разумеется, а сыновей служилой аристократии, местных чиновников, обычных янбан и изредка зажиточного «доброго люда». Помимо лекционного зала и помещений для учеников, в хянгё всегда располагаются храмы почитания Конфуция и других канонизированных мудрецов. (N37.76357° E128.89523°). На неудачу, осмотреть школу не удалось: в ней проходил «день традиционной корейской свадьбы»: желающие сочетаться браком по традиционному корейскому обряду подъезжали на автомобилях и становились в своеобразную очередь. Конечно же, посещение было свободным и никаких входных билетов не было, но для входа внутрь был установлен дресс-код: либо цивильный костюм, либо традиционный ханбок. В облегающей велоодежде меня туда вежливо, но настойчиво не пустили. Очень жаль, ведь эта школа была основана ещё во времена Корё, в 1313 году! Век спустя она сгорела, но была заново отстроена и не пострадала даже в Корейскую войну (1950-1953 гг.). В «Зале великих достижений» и двух других храмах школы почитается 136 поминальных табличек конфуцианских мудрецов и учителей, включая, конечно же, Конфуция и Мэн-цзы. Это много, если учитывать, что в большинстве школ почитается всего 25 табличек. А ведь перед каждой нужно со всей тщательностью выполнять поминальные ритуалы! Сфотографировав фасад старинного Мённюндана (명륜당, 明倫堂), главного лекционного зала, слегка пригорюнившись я двинулся дальше.
Корейцы очень любят водопады и там, где их нет – строят искусственные. Этот водопад в Канныне ещё и красиво подсвечивается в темноте. Интересно, выключают ли его на ночь?
Проехав через городской лабиринт и окружающие город поля, на которых шла жатва, ваш протагонист вскоре очутился на морском побережье – в порту Анин (안인해변). Там же он почувствовал голод.
Нет, не так… Еду я, еду, а тут из открытого кафе западного типа вдруг таааааакой аромат! Аромат гриля, жареного мяса, котлетки! И даже при всей моей любви к корейской кухне, мимо крафтовых бургеров я проехать никак не мог (N37.73495° E128.98937°). Ну и вот:
В живописном месте побережья, всего в километре от замечательных бургеров, расположен «Каннынский парк объединения» (강릉통일공원), официальный посыл которого – привлечь внимание к соблюдению безопасности во время процесса объединения разделённой страны. Когда-то я прочитал у Олега Кирьянова о севшей вблизи Каннына на мель северокорейской подводной лодке и этом парке. Я согласен с мнением, что атмосфера парка выражает несколько однобокую позицию: КНДР – опасный, недружелюбный сосед. Это верно, увы, но мне кажется, что к этой подборке демотиваторов нужно бы добавить чего-нибудь мотивирующего к воссоединению. А так – сплошное коварство северян, мешающее нормальному объединению страны.
В комплексе всего три площадки, находящиеся на разных уровнях. Сначала я поехал к верхним, где расположился ещё и парк памяти борцов за освобождение страны от японского колониального гнёта (N37.72212° E128.99879°). В английских переводах он безапелляционно назван «антияпонским». Ой-ой, а у меня на животе красный круг хиномару – я в японской велоформе!
Рядом с памятниками установлен парк самолётов, участвовавших в Корейской войне, а на высоких флагштоках реют флаги государств ООН, оказавших поддержку Республике Корея в отражении нападения КНДР.
Памятник военным лётчикам 10-го авиаотряда, базировавшегося в Канныне во время Корейской войны. Он был воздвигнут и находился в Кёнпхо, но в 2008 году был перенесён в этот парк.
На площади стоят ещё два монумента. Один – местным руководителям народной «армии справедливости» ыйбён (의병), поднимавшим народ на борьбу с японцами, а рядом с ним другой – военным морякам.
Президентский борт №1, переделанный из военного транспортника Дуглас C-54 «Скаймастер» – главный экспонат на этой площадке. На нём совершал перелёты президент Пак Чонхи, а теперь подняться по трапу и пройтись по салону может каждый. Совершенно бесплатно.
По крутой тропинке я поднялся на верхний уровень к выставочному залу, посвящённому в основном тому самому «Каннынскому инциденту» с северокорейской подводной лодкой. Он называется «Зал безопасности».
Северокорейские диверсанты с подлодки переоделись в форму спецназа южан и не должны были вызывать подозрений. Но обнаружены они были во многом благодаря бдительности гражданских. Фотографии и реконструкции описывают события сентября 1996 года, а в витринах выставлены личные вещи и снаряжение уничтоженных диверсантов.
Надо же, калькулятор Ситизен – шпионская техника. У меня дома есть как раз такой!
Помимо инцидента, экспозиция рассказывает об ужасах Корейской войны, тоталитарном режиме на Севере и о борьбе с коммунизмом во всём мире.
На площади возле музея – выставка военной техники и несколько памятников, в том числе и южнокорейским военным, павшим во время войны во Вьетнаме. Республика Корея поддержала в той войне США.
Немного передохнув, я спустился к нижнему уровню парка, до которого нужно проехать по дороге несколько сот метров (N37.71762° E129.00527°). Для осмотра этой площадки установлена плата – ₩3000.
Отслуживший своё охотник ВМФ Республики Корея DDH-916 можно обойти целиком, заглядывая во все уголки. Буквально во все.
Оборудование военного корабля сплошь американское, надписи в основном по-английски. И вот в чём в чём, а в умении составлять инструкции американцам не откажешь:
Кое-где были предупреждающие надписи, что это лишь экспонаты 🙂
Для посещения подводной лодки рекомендуется надевать каску. И это не лишняя предосторожность: высокому европейцу не набить шишек там сложновато.
При клике на фото откроется панорама 360
Между военными кораблями установлена деревянная лодка, на которой ночью 27 сентября 2009 года одиннадцать северян-беженцев отправились в опасное плавание из провинции Северная Хамгён. Через четыре дня они благополучно достигли Юга. Отчаянный и очень рискованный шаг: за такое они могли запросто поплатиться жизнями.
Даже на этой музейной площадке есть «удобненький», в котором я купил себе томатного мороженого «бутылочного» типа (этот вкус ещё не пробовал). Из такой пластиковой бутылочки нужно выгрызать и высасывать содержимое, разогревая его в рукой 🙂 Появись здоровый лысый дядька с такой штукой в России… Нет, лучше и не представлять… Покупавший надеялся, что там будет замороженный солёненький томатный сок. Фууу, оказался приторно-сладкий!
Такое дело нужно было срочно запить минералочкой! Менее чем в километре, при монастыре Наккаса (낙가사, 洛伽寺) есть знаменитый минеральный источник Тынмён (등명), на прохладную водицу которого я и возлагал свои надежды (N37.71172° E129.00838°). До сумерек ещё оставалось достаточно времени, можно было прогуляться и по монастырю, основанному в VII веке монахом Чачжаном, которого я уже не раз упоминал. Прежнее название монастыря – Тынмёнса (등명사, 燈明寺) – «Храм ясного света».
При клике на фото откроется панорама 360
Главные реликвии монастыря – пятиярусная пагода эпохи раннего Корё и 500 маленьких селадоновых статуй буддийских архатов.
А вот вода в источнике оказалась практически несъедобной. Минерализация настолько сильная, что кажется, будто пьёшь хлористый кальций. Бррр. Хорошо, что в монастыре есть ещё и обычная вода.
Велосипедная полоса на автодороге перед небольшими тоннелями уводит наверх. Местные велосипедисты не церемонятся и едут понизу. Мне стало интересно и я въехал.
Наверху навес для отдыха и… звание самой заросшей велодорожки Южной Кореи 🙂 Сюда точно не ездят!
Следующая остановка – Чондончжин (정동진), где я проехал через «Парк песочных часов» (모래시계공권). В нём обнаружилась красная сертификационная будка для постановки печатей в велосипедные паспорта (N37.68757° E129.03797°). В этой поездке я не ставил цель собрать все штампы, но всё равно выполнял этот квест. Стоит мне припарковать велосипед со своим рюкзаком, как обязательно кто-нибудь начнёт таращиться на мой объёмный багаж и задавать вопросы.
В парке установлены гигантские песочные часы, песок в которых пересыпается целый год. Часы смонтированы на рельсах, чтобы их каждый год переворачивать перекатыванием. Переворачивание этих часов – отдельная весёлая церемония, ведь одного песка в них 40 тонн!
Течению времени посвящён специальный музей, который обустроили в железнодорожном составе с вагонами.
Самый знаменитый отель побережья – «Sun Cruise Resort» возвышается над пляжем и виден издалека (N37.68346° E129.04386°). Далеко не каждому по карману пребывание в нём, но фотографируют его и делают с ним селфи здесь абсолютно все.
Признаться честно, я сильно утомился осмотром всех этих достопримечательностей и последующий 25-и километровый безостановочный пробег до порта Мукхо принёс заметное облегчение. Можно было спокойно крутить педали и поглядывать по сторонам. Дорожка была не рельефна и живописна, жара уже спала, а солнце катилось к закату.
Береговые сторожевые будки на скалах встречались регулярно: близость 38-й параллели напоминала о себе. Я заметил, что в некоторых из них установлены станки для пулемётов.
Выбранный мной для остановки на ночь порт Мукхо (묵호) рекомендовать не стану: мотелей мало и все они какие-то третьесортные, да ещё и не соответствующие заявленной цене. Лучше уж доехать до большого Тонхэ (동해). Раз приличного жилья не нашёл, решил переночевать в неприличном, но дешёвом. Отыскал с-а-а-а-мый захудалый ёгванЁгван (여관) – недорогая гостиница корейского типа. Описания различных видов ночлега я приводил здесь. с крохотными комнатушками размерами «кан на полтора» (N37.54582° E129.10414°). Видимо, бабуся-хозяйка оценила мой вежливо-вкрадчивый тон, достаточный градус сгибания спины и обращение «мама»
: не упираясь скинула ₩5000 с начальной цены за комнату в ₩30000. Для курортного побережья ₩25000 – прекрасно! На самом деле, подобный ночлег большего и не стоит, но после 2015 года мне такая низкая цена ни разу не встречалась – инфляция. Стоит ли говорить, что постель была корейского типа – на полу, а подарочков в холодильнике не было, как и его самого. Душ-туалет даже в таком бюджетном ночлеге всегда присутствует в номере. Панорама интерьера, кому интересно.
Решил порадовать бабусю («откаты» все любят) и заказал через неё доставку жареной во фритюре курицы: идти куда-либо ужинать было откровенно лень. Я и так недолюбливаю это гастрономическое явление – «чхикхин», так ещё в этом посёлке курица была откровенно дрянной: одни кости, да жирная панировка. Читатель, впрочем, может запомнить это как совет: в мотелях всегда есть какая-либо реклама доставки еды, а их работники помогут сделать заказ по телефону. Такая реклама ещё хороша тем, что она всегда с аппетитными картинками. Они – хорошее подспорье для тех, кто не читает по-корейски и не знает названий.
Пробег: 60 км. Рельеф преимущественно спокойный.
Оглавление здесь: Корея 2017