Суббота. 06.10.18. День второй.
Пусан (부산광역시)
Ночью и утром бушевал тот самый тайфун. Окно моего номера выходило на стену соседнего здания, поэтому о происходящем на улице я мог догадываться только по громкому рёву стихии. Пока бушевало, я дособрал велосипед и обнаружил погнутость нескольких зубьев на большой передней звезде. Видать, при размещении в самолёте этим местом его упёрли во что-то металлическое. Выправил их пассатижами и подправил напильником – пригодился ремнабор, не зря его вожу. На завтрак высунул нос только после 10 утра, когда ветер с дождём начали успокаиваться. По телевизору показывали репортажи об упавших на машины деревьях, авариях и затоплениях, но привыкшие к таким вещам корейцы в столовке лишь иногда поглядывали на экран, как будто это произошло где-то за тридевять земель, а не в их городе. Завтракал я похлёбкой из трески, которая по-корейски зовётся тэгутхан (대구탕). Обычно она острейшая, но здесь оказалась без перца. К похлёбке за ₩7000 дали закуски, плошку риса и даже жареную рыбку.
Глядя на телекадры, я понял, что от велосипедной покатушки по Пусану придётся отказаться и погулять пешком. Обидно, но довольно опасное дело – подниматься на высоты по мокрым и грязным дорогам, а тем более спускаться по ним. Чего греха таить, уже было и поздновато выезжать, а ближе к вечеру меня ждала приятная «обжорная» встреча. Всего намеченного, да ещё заодно с музеями, уже было не достичь из-за дефицита времени, увы.
По своему музейному плану я оправился в район Тоннэ-гу, доехав до станции метро Тоннэ (동래역). Этот район города-метрополии прежде был отдельным городом, а если точнее – административным центром округа Тоннэ-бу.
Это сейчас Пусан – второй по величине и значимости город Республики Корея, но это – уже новейшая история. В 1929 году на побережье была откопана раковинная куча, датируемая примерно IV тысячелетием до нашей эры, из которой извлекли множество артефактов: остатки гончарных изделий, гребенчатой керамики, костяные и каменные орудия труда. Также были найдены и неолитические захоронения с глиняными гробами – в виде гончарных изделий. Находки свидетельствовали, что в этой местности процветал морской промысел и развитое гончарное производство. В старинных памятниках, в т.ч. и знаменитом «Самгук саги», упоминается «Горная страна лаковых деревьев» или Кочхильсанкук (거칠산국, 居漆山國), располагавшаяся здесь задолго до периода Трёх государств (57 год до н.э. – 660 год н.э.) А после, насельники этих земель принадлежали к племенному союзу Кая (42 – 562 г.н.э.), точнее – племени Кымгван-кая. Самые богатые находки подарили исследователям раскопки 191-й могилы на южных склонах холмов района Тоннэ. Из этих, классических для периода Трёх государств могил, было извлечено около 12000 артефактов и останков, которые позволили значительно продвинуться в изучении общества Кая и даже идентифицировать останки политической верхушки, правившей в регионе нынешнего Пусана. По холмам, где велись раскопки, можно прогуляться – нынче там своеобразный парк. С древних времён здесь процветало гончарное производство и искусство керамики. Исследования говорят, что во времена Кая и именно с Пусанских берегов технология обжига в печи проникла в Японию, что дало начало технологии суэки (須恵器). С находками из могил и ископаемыми образцами местной керамики можно познакомиться в расположенном здесь же музее. Для защиты от соседствующего государства Силла, каясцами была построена цепь горных укреплений, однако объединение государств полуострова под властью Силла началось именно с присоединения земель Кымгван-Кая в 532 г. н.э. – большой сосед был слишком силён. В средние века крепости уже предназначались для защиты от врага внешнего – японских пиратов, которые периодически приплывали с близлежащей Цусимы и грабили прибрежные поселения. Здесь, в районе Тоннэ, сохранилась (ну, точнее – восстановлена) средневековая крепость Тоннэыпсон, защищавшая административный центр и путь на столицу от возможного нападения, и принявшая на себя первые атаки японцев, высадившихся на этих берегах в 1592 году. К югу от крепостной стены находится конфуцианское святилище Чхуннёльса (충렬사), посвящённое погибшим героям той эпической обороны.
Так вот, куда же ещё отправиться интересующемуся историей туристу, как не сюда? Самое что ни на есть – историческое место Пусана. Район расположен в 2,5 км от центра современного города и занимает площадь всего чуть более 16 квадратных километров, но на этом «пятачке» сконцентрировано достопримечательностей практически на полный день прогулки! Посмотрите карту…
Выйдя из станции метро Тоннэ (동래역) на переходной мостик, я остановился поглядеть: под мостиком проходит велодорожка, по которой мы проехали в 2015-м, спускаясь от храма Помоса. Там ещё площадки для бадминтона были. А теперь – река! В своём архиве я отыскал то видео, и хоть скриншот из него не отличается хорошим качеством, всё равно можно различить и велодорожку, и бадминтонные сетки.
На предыдущем снимке виден мостик, с которого я сделал следующие фото.
Протекающий под станцией тощий ручеёк превратился в мутный поток, несущийся со скоростью горной реки. Ну, если быть точным, то это и есть горная река: вода-то как раз с гор и стекает. Никто из местных, понятное дело, этому не удивлялся – обычное дело. Покачивая головой, я дошёл до входа в исторический парк Тоннэ и поднялся к крепости Тоннэыпсон (동래읍성), её воротам (N35.20982° E129.08999°). Вход бесплатный.
В период Чосон за крепостной стеной располагался административный центр округа Тоннэ-бу с управой, официальными палатами, конфуцианской школой и храмом Конфуция. Было выкопано 10 колодцев с питьевой водой и даже пруд. После реконструкции 1735 года, крепостная стена образовала на местности своеобразный овал общей длиной 3,8 километров и высотой 5 метров, с шестью укреплёнными воротами, тремя наблюдательными высотами и выдающимися из стен прямоугольными выступами, позволявшими обороняющимся вести фланговый огонь вдоль стен. До той реконструкции длина стены составляла всего 1400 метров, а высота была менее четырёх. Первое прямое письменное упоминание о крепости появляется в хрониках династии Корё – Корёса, но некоторые свидетельства позволяют предположить, будто крепость в этом месте существовала ещё до периода Трёх государств – во времена племенного союза Самхан, то есть, возможно, в самом начале нашей эры.
Во времена Чосон округ Тоннэ-бу был важным центром торговых и дипломатических контактов с Японией, но именно его крепость весной 1592 года встала на пути первого японского десанта под командованием Кониси Юкинаги. Японцы уже закрепились на побережье, взяли крепость Пусанчжинсон (부산진성), сокрушив гарнизон генерала Чон Баля (정발, 鄭撥) и вырезав всех жителей. Затем они выдвинулись к Тоннэ. Оставшиеся корейские солдаты, народное ополчение и простой люд сосредоточились в крепости Тоннэыпсон, перекрывавшей дорогу вглубь страны, на столицу – Ханян (Сеул). 14-го дня 4-го лунного месяца 1592 года главный магистрат (губернатор) Сон Санхён (송상현, 宋象賢) получил от японского командующего послание, в котором говорилось: «Коль хочешь биться – бейся, не хочешь – дай дорогу!» (戰則戰矣 不戰則假道), на что он начертал в ответ: «Так просто умереть в сраженьи, так трудно дать тебе пройти!» (戰死易 假道難). Ответ достиг адресата – стрела с ним попала в японский щит, и вскоре захватчики атаковали. Оборона крепости продолжалась восемь часов. Враг был сильнее числом, уменьем и оружием. Артиллерии и аркебузам японцев противостояли копья, мечи и луки корейцев. Пушки тоже имелись, но их было явно недостаточно супротив 18-тысячной армады, прибывшей на 350-ти кораблях. И хоть в крепости был мал гарнизон (всего около 3000 воинов) и недостаточно оружия, обороняющиеся бились отчаянно, а простой люд пускал в ход деревянные пики и рогатины, сражался врукопашную. Картины также изображают забравшихся на крыши женщин, бросающих на головы японцев крышную черепицу. В те дни корейцы встретились с хорошо обученной и вооружённой армией, а самое главное – с массовым использованием врагом ручного огнестрельного оружия. Японцы нашли уязвимое место: северо-западная часть крепости и ворота Инсэнмун были укреплены слабее. Прорвавшись за стену, захватчики быстро овладели остальными воротами, открыли их… и крепость пала. Учителя конфуцианской школы едва успели спасти поминальные таблички из храма Конфуция – в те времена это считалось очень важным делом. Мало кому удалось спастись: все люди, настигнутые врагом в крепости, погибли – японцы никого не оставили в живых. Будучи гражданским чиновником, не получившим профессиональной военной выучки, сорокадвухлетний магистрат надел доспехи и взял в руки оружие, возглавив оборону города. Почувствовав грядущий исход битвы, Сон Санхён в официальной одежде выполнил поклон королю в направлении дворца – на север, а затем написал своему отцу прощальную поэму в шестнадцать иероглифов孤城月暈 列鎭高枕 君臣義重 父子恩輕. В ней он просит прощения за то, что уже не сможет быть истинно почтительным сыном: заботиться о родителе до кончины, а после совершать обряды кормления его духа. Конфуцианская категория почтительности к государю (в контексте верного служения государству) – чхун (충, 忠) превалирует над категорией почтительности к родителям – хё (효, 孝), но для корейца того времени хё было исключительно важной материей, в принципе – основой ментальности.
Одна – как в небесах луна, в кольце моя твердыня.
Соседей нет уже, и помощь не придёт.
Суров чиновника удел – быть верным государю,
Так пусть отца прощенья свет на сына снизойдёт.
Сражаясь до самого конца, гражданский чиновник принял смерть как воин, заслужив этим уважительное отношение японского командующего. Тот повелел похоронить магистрата с должной церемонией, и даже посвятил верному патриоту поэтическую эпитафию. Существует также предание, что японский солдат, кто убил Сон Санхёна, своим же командиром был за это обезглавлен. Верный чиновник был посмертно удостоен должности главы министерства чинов (ичжо пхансо,이조판서, 吏曹判書), но в 1681 году он был повышен королём Сукчоном (правил 1674—1720) до одной из высочайших для гражданского служащего должностей – левого министра Государственного совета (ыйчжонбу чвачхансон, 의정부 좌찬성, 議政府左贊成). В 1741 году эта должность было повторно присвоена ему королём Ёнчжо (правил 1724—1776). Супруга Сон Санхёна также была удостоена высшего служилого ранга, из доступных для женщин. С падения крепостей Пусанчжинсон и Тоннэыпсон началась «Смута года водяного дракона» – Имчжинская война 1592-1598 годов, опустошившая страну и унесшая жизни порядка миллиона корейцев.
Картина «Падение Тоннэ-бу» (1760 г.)
Перед северными воротами крепости имеется свободное пространство, по обеим сторонам которого установлены скамейки. Это площадка для представлений регулярно проходящего тематического фестиваля. Например – в виде мюзикла:
Входящим через эти ворота открывается вид на небольшой огороженный садик, посвящённый научным достижением выдающегося инженера периода Чосон – Чан Ёнъсиля (장영실). Именно этот учёный незнатного происхождения изобрёл, а точнее – воспроизвёл, большинство приборов для наблюдения за природными явлениями и погодой, которыми славится время правления Сечжона Великого (правил 1418—1450). Почему садик именно здесь? Всё просто: Чан Ёнъсиль – уроженец этих мест.
На выставке под открытым небом можно осмотреть его разработки вблизи. Дождемеры, например, очень пригодились и сегодня: измерили приличный объём давешних осадков 🙂
И даже знаменитые солнечные часы в форме перевёрнутого котла – анъбуильгу (앙부일구, 仰釜日晷) стали дождемером. И почему Чан Ёнсиль не додумался совместить оба прибора? Очевидно же:
К слову сказать, учёный поплатился изгнанием за неудачную конструкцию царского паланкина, сломавшегося под государем. Но мне интересно другое: чем поплатился (и поплатился ли) тот, кто воспроизвёл старинный прибор в камне? Неужели было сложно додуматься просверлить маленькое отверстие для слива воды? Реплики этого прибора я в Корее видел и раньше, но везде были отверстия в днище «котла». Быть может, кто-то воскликнул: «Эврика!» и утёр нос средневековому учёному, совместив-таки два прибора в одном 🙂
Армиллярная сфера – прибор для определения координат небесных тел. Подобная штука венчает башню Кунсткамеры в Санкт-Петербурге.
Солнечно-звёздные армиллярные часы, звёздный глобус, карта звёздного неба… Всё это выполнено как под копирку – аналогично другим, видимым мной прежде.
Рядом с этим новоделом находится воздвигнутая в 1735 году стела в прекрасной сохранности. Она несёт память о ремонте 1731 года, когда крепость была реконструирована после разрушений времени Имчжинской войны. Под руководством местного градоначальника Чон Онсопа (정언섭, 鄭彦燮) была увеличена протяжённость и высота стен, а в работах было задействовано аж пятьдесят две тысячи человек. Это были привлечённые из шестидесяти пяти городов провинции Кёнсандо рядовые подданные, крепостные, солдаты из стройбатов, и даже монахи. Стоимости тогда исчислялись в мешках риса и рулонах полотна, так вот: реконструкция крепости обошлась казне в 4585 мешков риса, 1552 рулона полотна и дополнительно ещё в 13454 нян чосонских денег (курс к современному американскому доллару мне выяснить не удалось). На стеле также увековечены имена и должности чиновников, бывших ответственными за ту стройку.
С историей самой крепости и её героической обороны можно ознакомиться в выставочном зале (вход бесплатный).
На одном из склонов притулился небольшой буддийский храм – Мурянса (무량사), со статуей бодхисаттвы Авалокитешвары (по-корейски – Кваным, 관음), почему-то задвинутой за одну из построек. К ней приходится почти что протискиваться.
Небо над Пусаном ещё хмурилось, с него то и дело падали капли, но ветер уже стих и временами проглядывало солнце. Я начал тосковать по моей не сложившейся велосипедной поездке на перевал Мандок, к монастырю Сокпульса…
Следующим был археологический музей Покчхон, знакомящий с артефактами, извлечёнными из раскопок в Пусане. Вход был бесплатным. Меня особенно порадовала недавно открывшаяся временная выставка драгоценных ушных украшений – от совершенно древних ископаемых, до серёг периода Чосон. Всегда приятно посмотреть на массивные золотые побрякушки произведения рук человеческих. Довольно древних рук – некоторые экземпляры датированы первой половиной периода Трёх государств (57 год до н.э. – 660 год н.э.)
Большая часть основной экспозиции знакомит с находками из могил района Покчхон-дон, попутно рассказывая о них самих: от одного исторического периода к другому захоронения видоизменялись.
Главные экспонаты – находки из захоронений знати Кымгван-кая, а также из других раскопок, например – в Кимхэ. Особый интерес вызывают предметы из серо-голубой керамики – характерной для периода Кая (42 – 562). Союз племён Кая имел активные торговые и культурные взаимоотношения с Японией, что позволяет считать его первопроходцем среди других протогосударств Корейского полуострова. Находки подобных предметов были сделаны и на Японских островах, а это – весьма существенное доказательство.
После осмотра музея, я прогулялся по холмам, где собственно и были раскопаны древние могилы (N35.20723° E129.09115°). Их места теперь обсажены кустарником и выглядят как тёмные прямоугольники на зелёном фоне. Возле этих обозначенных мест установлены таблички с информацией о конкретном захоронении, но только прочитать её получится не везде: по зелёной травке холмов просят не ходить.
Под куполом отдельного павильона можно посмотреть на раскопки и вскрытые могилы с репликами находок.
Окружающий холмы район не многоэтажен и не богат.
Труба старой общественной бани – просто помывочной, не модного СПА, ччимчильбанаЧчимчильбаны (찜질방): общественные СПА комплексы, современные бани. В них можно остаться на недорогую и полезную для тела ночёвку: имеются различные сауны, бассейны, ванны, общие залы для сна, закусочные, а зачастую – кабинеты косметических процедур и тренажёры. или сауны. В подобных районах они встречаются часто и уже давно не дымят. Почему их не сносят?
Спустившись в город, я прогулялся пешком до святилища в честь погибших верных патриотов – Чхуннёльса (충렬사, 忠烈祠) – N35.20038° E129.09633°. У подножия воздвигнутого перед входом 28-метрового памятника-стелы Чхуннёльтхап (충렬탑) – бронзовые фигуры военных и гражданских защитников города, олицетворяющие единение народа страны перед лицом опасности.
Главный зал святилища был изначально посвящён 23-м военачальникам разных рангов, сложившим головы в обороне города в первые дни Имчжинской войны, защищая Тадэпхо, Пусанчжин и Тоннэ. Позднее туда были помещены поминальные таблички ещё 62-х защитников – добровольцев из народа.
По клику на фото откроется панорама 360
Находящийся ниже по склону павильон Ыйёльгак (의열각, 義烈閣) воздвигнут в память о сражавшихся и павших в крепости женщинах. Изначально в него были помещены таблички двух храбрых женщин – защитниц крепости, а позднее – таблички жён магистрата Сон Санхёна и генерала Чон Баля, которые погибли вслед со своими героями-мужьями. Напротив него стоит памятник воинам – защитникам крепости.
В посвящённом обороне Тоннэ выставочном павильоне представлены копии реликвий, королевские указы о посмертных награждениях, униформа и главное – большие картины с изображением сцен той битвы. Жители города и туристы в этом месте частые гости, но самые главные посетители – дети. Их постоянно возят в такие места и знакомят с историей.
Выйдя из ворот мемориала, я направился было к метро, но решил остановиться и выпить стаканчик-два кофе из автомата. Сделав дело, продолжил путь, но уже около самого эскалатора, ведущего в подземку, меня догнал запыхавшийся старик из числа тех, что сидели на скамейке у кофейника: «Вы потеряли!», и протянул мне банковскую карту, вывалившуюся из кошелька, покуда я искал в нём мелочь для автомата. Это – Корея!
Путь мой лежал на улицу «Техас» (N35.11507° E129.03874°). Пожалуй, не стану писать реферат об этом месте, а процитирую отрывки из хорошей статьи Олега Кирьянова.
Необходимо пояснить, откуда взялось такое необычное название. Как рассказал консул Илья Глейзер, работающий в генконсульстве РФ в Пусане, этот микрорайон имеет достаточно долгую “иностранную” историю. Еще в 1880 году китайцы облюбовали его для себя и открыли здесь большое количество торговых заведений и ресторанов. Позднее, после окончания Корейской войны 1950-53 гг., когда на территории Южной Кореи появились американские военные базы, улица получила свое нынешнее название штата ковбоев – “Техас” – из-за того, что сюда часто приходили американцы. Почему именно “Техас”, а не, скажем, “Аризона”, “Вашингтон” или “Гавайи”, похоже, навсегда останется загадкой. Так или иначе, примерно до середины 1990-х годов основными посетителями были именно американцы.
О. Кирьянов, «Сеульский вестник». «Русский Техас»: портрет русского квартала в Пусане.
На «Техасе» у меня была назначена приятная обжорная встреча. Ира, ведущая Youtube-канала «Пусан обжора», отвела меня в столовку, известную своим супом из коровьих хвостов (N35.11705° E129.04163°). Вернее, она больше знаменита даже не супом, а закуской к нему – кимчхи из редьки, что квасится по секретному рецепту. Заведение не пусанское, а столичное по происхождению, и в переводе на русский называется «Сеульская квашеная редька» (서울 깍뚜기).
Сам супчик – комтхан (곰탕) я несколько раз уже ел, в том числе и в городе Начжу, где имеется целая улица с «хвостатыми» заведениями. Но конкретно этот был другой – самый наваристый из тех, что я пробовал. Коровий хвост, особенно если раньше им крутила местная, корейская коровка, стоит подороже хорошего мяса. Даже от импортной коровы эта часть ценится от ₩25000 за кило. Потому и суп недешёв – ₩17000 за порцию. В данном случае нас угощали супом из бычьего хвоста – ккори комтхан (꼬리곰탕). Он хорошо подойдёт тем, кто не любит острое.
Разнообразием закусок в столовке не балуют: подают лишь большой горшок прославленной редьки, стручковый перец, репчатый и дикий зелёный лук, чеснок и соусы для макания мяса. Ну и, разумеется, какой «тхан» без риса!
После ужина прогулялись по «русскому кварталу Техас», где Ира показала мне заветные места, куда экспаты из постсоветсткого пространства ходят за любимыми продуктами.
Затем хлынувшая из России волна “челноков” и моряков торговых судов сначала существенно разбавила представителей США, а в итоге и оттеснила их на второй план. В конце концов с середины 1990-х годов за улицей закрепилось название “русского Техаса” или просто “русской улицы”. Она стала и до сих пор остается любимым местом общения всей достаточно пестрой местной русской общины, которую представляют туристы-челноки, моряки, студенты, девушки-танцовщицы и прочие. Торговцы немедленно отреагировали на перемену конъюнктуры. В микрорайоне все фирмы, лавки, ресторанчики, кафешки и даже цветочные ларьки обрели русские названия. Большинство продавцов и официантов в “пунктах общепита” – русские корейцы, приехавшие сюда на заработки из дальневосточного региона России. Попадаются и представители ряда других стран СНГ – Казахстана, Узбекистана, Киргизии. Но и они чаще всего – этнические корейцы. Поэтому “русское” название улицы не совсем точно отражает ситуацию. Правильнее было бы назвать ее “русскоязычная”. Но для местных корейцев все “русские”, потому и улица стала таковой.
О. Кирьянов, «Сеульский вестник». «Русский Техас»: портрет русского квартала в Пусане.
Тут тебе и водка, и варёная колбаска, и пирожки-беляши, и чёрный ржаной хлеб… Даже белорусский квас в продаже имеется!
На этой улице много заведений с привычной нам кухней. Так что похлебать борща или отведать плова не составит проблемы!
Китайская половина улицы порадовала огнями, фонариками и обилием красного цвета. Но где же граница между русской и китайской частями? Да попросту нет её!
В одном магазинчике понаблюдали забавную сценку: кошка сидела на пороге, никак не хотела уходить, но и границу двери не пересекала. Парень из персонала пшикал на неё, она оставалась и глядела куда-то под стойку с товаром. Мы заметили за упаковками котёнка и указали на него парню. Разобрав коробки он турнул его, котёнок выбежал наружу, где получил знатную взбучку от мамаши 🙂 Курьёз: подрезанное ухо у кошки здесь обычно свидетельствует о том, что её стерилизовали. Откуда же тогда рыжий котёнок?! Недостерилизовали.
Распрощавшись с Ирой, я прогулялся по Техасу ещё разок. Теперь я был один, и то из одной, то из другой двери питейных заведений меня стали окрикивать по-русски девушки-консуматорши: «Эй, русский, заходи к нам!», «У нас разные девочки есть, филлипинки, украинки, русские!», «Заходи на чаёк, пообщаемся!» Вид, наверное, у меня был… моряцкий, что ли? Девочек я не фотографировал – это не приветствуется.
“Русский Техас” живет как бы в две смены. С наступлением вечера закрываются лавки и фирмы, и жизнь в районе перемещается в местные развлекательные заведения – бары, кафе, ночные клубы, караоке и прочие аналогичные заведения. Во многих из них официантками работают девушки из России и стран СНГ. Здесь, конечно же, трудно обойти тему российских “жриц любви”. На обывательском уровне у многих корейцев Россия ассоциируется с очень красивыми девушками. Что ж, с этим трудно поспорить. С потоком моряков, челночников и представителей прочих профессий из России в Корею “по делам” с начала 1990-х годов хлынули и представительницы древнейшей профессии. Естественно, что многие из них оседали в русском квартале Пусана. Слава “Техаса” в этом плане в свое время гремела по всей Корее. Многие корейцы, памятуя о “русских красавицах”, устремлялись в “Техас” именно за “близким общением” с нашими соотечественницами. …
… Регулярные рейды представителей полиции и иммиграционной службы по “Техасу”, облавы на русских проституток и их корейских сутенеров, показательные процессы над владельцами фирм, организующих приезд в Корею лже-танцовщиц в итоге сделали свое дело. Число “ночных бабочек” из России резко сократилось, случаи же принуждения к проституции попросту исчезли. Конечно, при желании, как мне сказали, можно “организовать” русскую девушку для жаждущего плотских утех мужчины.
О. Кирьянов, «Сеульский вестник». «Русский Техас»: портрет русского квартала в Пусане.
Возле какого-то магазина за низеньким столиком сидели две пожилые тётушки, громко разговаривавшие по-русски. При виде моей славянской физиономии одна из них оживилась и предложила присесть к ним, рассказать о родине, как там у нас дела. Я было дёрнулся, но вторая тётя конкретизировала предложение: «Внутрь заходи, выпей, посиди… Есть девочки…». Я откланялся. «Ну хоть пива выпей!» – донеслось вослед. Правду писал Олег, ой правду!
В конце концов, ночью в районе “Техаса” и сейчас бродят старушки-божьи-одуванчики, которые шепотом предлагают одиноким мужчинам за “скромные” 100-150 долларов “пообщаться” с красивыми девушками, в том числе и русскими. Говорят, что и в ряде баров и клубов “Техаса”, где на корейский манер к клиентам подсаживаются девушки, чьи функции заключаются в развлечении гостей разговором и наполнении стаканов напитками, можно с теми же официантками договориться о “продолжении банкета”. Но опять же только с их согласия и без какого-либо “экстрима”.
О. Кирьянов, «Сеульский вестник». «Русский Техас»: портрет русского квартала в Пусане.
Хоть я был уже совершенно сыт, всё равно отправился на станцию метро Сомён (서면역), чтоб хотя бы просто прогуляться по любопытному местечку – скоплению так называемых «конных повозок» – маленьких мобильных забегаловок с нехитрым перекусом, выпивкой и закусками. Они располагаются позади комплекса Лотте (N35.15593° E129.05607°). Такие мобильные закусочные встречаются в любом крупном городе, но конкретная локация в Пусане примечательна количеством тележек – их десятки. Корейское именование этого общепита – «пхочжан мачха» – имеет иероглифические корни и переводится как «полотном покрытая конная телега» (포장마차, 布帳馬車), намекая на повозки разъездных торговцев. Название это не особенно верное: полотно в Корее всегда было слишком дорогим, чтобы покрывать им телеги, а лошади так вообще были редкостью и преимущественно «состояли» на военной или государственной «службе». Сейчас же вместо полотна – полимерный тент, а вместо лошади – грузовичок «Хёндэ портер» или «Киа бонго». В «повозки» приходят выпить и закусить компанией, минимум – вдвоём. Одиночке же там будет скучно, однако образ обманутой парнем девушки (или наоборот), надирающейся в одиночку – избитый кадр из корейских сериалов. И куда же ещё пойти заливать одиночество, ведь ходить по вечерам одному в обычную харчевню для корейца – дурной тон? Я считаю, что при прокачанном навыке «красноречие», завсегда можно отыскать себе собутыльников в любом месте 🙂 Местный ассортимент – типичная уличная еда: всё что угодно в кляре, рисовые клёцки в остром соусе, жареные свиные шкурки и куриные лапки с коготками, свиная поджарка с хрящиками и без, отварные лепёшки из рыбной муки, оладушки и блинчики, куриные яйца в соевом соусе, кровяные колбаски, шашлычки и многое, многое другое. Многое другое из того, что подходит под понятие «закуска» под водку или пиво – кока-колу тут не пьют. Днём вы на этом месте тележек не найдёте – приходить нужно вечером, когда стемнеет.
Тут же рядом располагаются переулки с развлекательными заведениями, призывно мигающими вывесками и рекламой.
Сомён ещё славится тем, что это район медицинских клиник, преимущественно – пластической хирургии. Реклама людей в белых халатах – повсюду.
Возле моего жилья, на станции Сасан (사상역), тоже полным-полно «песенных комнат» норэбан, известных нам по их японскому именованию – «караоке».
Рекламируя увеселительные заведения, по району разъезжают грузовички, светящиеся рекламой и изрыгающие музыку из громкоговорителей.
Как же повезло, что моё окно не выходит на улицу – не уснул бы!
Оглавление здесь: Корея 2018