Вторник. 19.09.17. День второй.
Чхунчхон (춘천시) – Инчже (인제군)
Главная тактическая ошибка этого дня – простоватый завтрак. Ранним утром в Корее бывает непросто позавтракать – столовки ещё только открываются, многое из меню может не быть ещё не готовым. И круглосуточных заведений вокруг моего ночлега не наблюдалось: не питейный и не рабочий район, в которых как раз они и гнездятся. Да и время: поесть в мотеле или в забегаловке на ходу быстрее, чем сходить утром в столовку за квартал. Ещё вечером в «удобненьком»Я так называю маленькие сетевые магазинчики, от их западного именования: «convenience store». был куплен комплект для первого лёгкого завтрака: бадейка лапши, пачка капусты кимчхи и молоко со вкусом дыни. Корея – не молочная страна, прямо скажем. Молочных продуктов на прилавках мало, да и водянистые они какие-то, если на мой вкус. Особенно распространены как раз такие виды: со вкусом карамели, шоколада, банана, арбуза или вот – дыни. Химическая промышленность Республики Корея заслуживает уважения: вкусно, прямо-таки настоящая жидкая дыня!
В «заначке» же у меня числилась ещё пара шоколадных батончиков. День предполагался непростым в плане рельефа, и был расчёт по дороге найти открывшуюся столовку для второго завтрака. Пакетики бесплатного мотельного кофе ожидаемо не смогли взбодрить и я заварил себе крепкого чёрного чаю. В Корее найти привычный нам чёрный чай трудно, поэтому приходится возить любимый сорт с собой, вкупе с заварочной «бомбой».
За день предстояло проехать до уездного города Инчже (인제), причём часть пути пролегала по горной дорожке с выраженным рельефом.
Проезжая по городу, увидел местное обычное явление и остановился сфотографировать. Это не работа пожарной команды или спасателей. С помощью специальных машин-подъёмников в этой стране поднимают и опускают крупногабаритные предметы мебели, бытовую технику и вообще всё. Если, скажем, жильцы переезжают или приобрели что-нибудь крупногабаритное. Видимо, в большинстве многоквартирных домов нет грузовых лифтов, да и через окно удобнее и быстрее. Помните? В Корее всё делается «палли-палли», то есть «быстрей-быстрей».
Не заметил, как с постепенными подъёмами выбрался из города. Стало ясно, что второго завтрака не будет: все столовки остались позади. Не особенно расстраиваясь, раз в карманах есть два батончика и пачка печенья, я поднимался на первый перевал, откуда вдалеке просматривался Чхунчхон.
Вскоре на дороге появилась обнадёживающая надпись об окончании подъёма. Такие таблички на перевалах меня всегда радуют: скоро будет спуск.
Гребень перевала пронизан тоннелем.
С ветерком скатившись, я свернул с пустынной автодороги к началу участка с горной тропой (N37.86378° E127.84829°). Впереди маячили четыре перевала и заветная столовка, всего-то через 37 километров пути.
Узкая дорожка, идущая по горным карнизам, имеет твёрдое бетонное покрытие – предназначена и для автомобилей. Местами встречались специальные «карманы» для разъезда. Казалось – кати себе и кати с горки на горку: просто рай для покатушки на МТБ! Но на гружёном туристском велосипеде, в первый же день и в первые же километры она давалась непросто.
Градиенты встречались процентов по 15-20, хорошо хоть не длинными участками, а я чувствовал, как заветная «обеденная» столовка превращается в лучшем случае в ужин.
По клику на фото откроется панорама 360
Поторапливаться стоило ещё по одной причине: во второй половине дня были обещаны грозы. Духота же «включилась» намного раньше. Когда я взобрался на первый из четырёх перевалов (530 м), на вершине обнаружилась смотровая площадка.
Почти скрытый дымкой, вдалеке просматривался один из заливов искусственного озера-водохранилища Соянхо (소양호), очертаниями похожего на извивающегося дракона.
На противоположном склоне заметна проплешина в горном лесу – там ведётся рекультивация леса. Старые деревья полностью выкорчёвывают и освободившееся пространство засаживают молодняком. Другие участки только прореживают, оставляя деревьям больше пространства. Может показаться, что южнокорейские лесистые горы – естественный пейзаж. Но это совсем не так: к началу XX столетия множество лесов юга страны было вырублено ещё пару веков назад, а с приходом японского колониального владычества (1910-1945) началось их особо интенсивное уничтожение. Обнищавшие жители вырубали последние деревья на топливо, ведь дрова были единственным, что они могли продать, дабы прокормиться. Возникавшие производства и мануфактуры нуждались в сырье и топливе, а дерево – самый доступный ресурс. О его возобновлении и речи не шло. Потом пришла Корейская война (1950-1953), полностью опустошившая всю страну. В её пламени сгорели не только оставшиеся леса, но и преобладающая часть материального культурного наследия. После войны была создана государственная служба лесов Кореи, которая совместно с корейским народом менее чем за 40 лет сделала ландшафты республики такими, какими мы их видим сегодня. Порекомендую читателю короткий, но очень информативный видеоочерк на эту тему.
На втором 540-метровом перевале (N37.88148° E127.87951°) у меня начала заканчиваться вода – в такую духоту я её очень активно пью. На счастье, в долине обнаружилась деревушка, а в ней – колонка, где я и пополнил питьевой запас (N37.88349° E127.89702°).
Вся деревня – несколько домов, но даже здесь установлены муниципальные общественные тренажёры! Неожиданно сказалась скудность моего завтрака – силы начали таять, а батончики и печенье лишь ненадолго придавали драйва.
Следующий перевал дался полегче – всего 420 метров (N37.91888° E127.93894°). В конце спуска с него с него открылась гладь одного из заливов озера Соянхо.
Когда я взбирался в последний, 610-метровый (N37.90946° E127.98082°), грянула гроза. Я лишь успел надеть дождевик и притулиться под дальневосточным клёном, как по шлему забарабанил сильный дождь, а за ним и град. Буйство стихии хотелось запечатлеть, но достань я фотоаппарат, он был бы мгновенно испорчен. Через полчаса гроза стихла и в воздухе повис отчётливый запах кленового сиропа: мой спаситель-клён был сильно изранен.
Градины начали моментально таять и горы окутал прохладный туман.
Пользуясь неожиданной прохладой я попёр в перевал, поначалу пешком – по асфальту текли потоки воды и ехать было бы небезопасно. В дополнение, пережидавшие непогоду автомобили пошли в попутном направлении длинной вереницей. Батончики и печенье давно кончились, и в мозгу стучала только одна мысль: «жрать»! Спуск с перевала по мокрой дороге был опасен, но голод гнал к ближайшей столовке, расположенной в зоне отдыха (хюгесо, 휴게소) у шоссе (N37.88698° E128.02696°).
Над зданием читалась надпись: «Пэктусан» – по названию легендарной горы-вулкана на границе Северной Кореи и Китая. Эта гораПэктусан (백두산, 白頭山) – в переводе «белоголовая гора». Интересующимся порекомендую о ней очень годную статью уважаемого Олега Кирьянова. священна для корейцев – именно там по легенде и зародилась корейская нация. Когда я подрулил к столовке, был так измотан, что казалось – покорил Пэктусан. Хотелось супа, да не просто похлёбки, а самого горячего, мясного и острого.
Моё желание было удовлетворено: в меню значился огненный супчик юккэчжан (육개장). Название хитрое: «собачий суп из говядины», в то время как никаких друзей человека в составе нет. Будь всё наоборот, суп назывался бы кэчжангук (개장국) – «суп из собаки». В прежние времена благородные люди собачье мясо не ели – это было недостойно и вульгарно, потому и появился аналогичный, но более острый суп с говядиной, что употребляла в жаркие июньские дни знать. Про юккэчжан я читал одну легенду, и хоть не знаю, насколько она правдива, перескажу как могу.
Когда в 1910 году, под давлением Японии и в обход корейского императора,Договор подписал держатель «генеральной доверенности» – премьер-министр Ли Ванён. был подписан договор о присоединении Кореи к Японской империи, корейский император Сунчжон в расстроенных чувствах перестал принимать еду. Каково же было его удивление, когда вместо привычной дворцовой пищи ему подали этот острый суп! Но не зря монархи Кореи значительную часть своего времени проводили за изучением китайской классики (с большим числом аллегорий) и постижением её мудрости: глубокий смысл, заключённый в этом блюде, тронул бывшего уже императора, и он со слезами отведал кушанье. А смысл таился в основных ингредиентах, каждый из которых символизировал качества корейского народа. Острый перец – выносливость и силу. Папоротник – его молодые побеги пробиваются по весне и стремительно тянутся вверх, символизируя стремление к освобождению от колониального ига. Проростки бобов – они не теряют своей формы при варке, соответствуя стремлению корейцев держаться и бороться до конца. И наконец говядина: преданные людям коровы всю жизнь тянут плуг, помогая хозяину прокормить семью, даже после своей смерти обеспечивая его мясом. Так и корейцы: готовы преданно трудиться на благо страны и отдать свои жизни за государя.
В столовке я был совершенно один, если не считать повариху.
За ₩8000 мне принесли большую керамическую кастрюльку кипящего супа, семь сопутствующих закусок и жестянку с рисом.
Несмотря на проходное место, суп оказался отменным по вкусу, густым и с большим количеством мяса – ел с удовольствием, иногда протирая интенсивно потеющую лысину.
Прикупив в магазинчике быстрых углеводов в виде печенья и кока-колы, там же всё это и приговорил на десерт. На этом «допинге» был с лёгкостью пройден остаток маршрута по шоссе, при свете велофары. По этой автодороге проходит официальный велосипедный маршрут: на ней имеется широкая обочина со встречающимися иногда значками велосипеда на асфальте. А вот в тоннель перед городом на велосипеде, как оказалось, нельзя – разметка (N38.03381° E128.14202°) отправляет райдеров по старой дороге, через невысокий перевал. На спуске с него открылся бы вид на Инчже, но в темноте мне достались лишь его огни.
Уезд расположен недалеко от олимпийского Пхёнчхана (평창) и было заметно, что к этому соседству всё готово: приветственная арка, множество надписей и вывесок по-английски. В уездном центре имеется музей, знакомящий с бытом жителей горных деревень (N38.06280° E128.17169°). А зимой на озере Соянхо проходит фестиваль корюшки – ну прямо фестивальный побратим Санкт-Петербурга, где также проводится фестиваль этой рыбки. В таком городке обязательно найдутся мотели, и по своей традиции я поискал попроще – одному мне без разницы, лишь бы чисто было (N38.06790° E128.17319°). В провинциальных мотелях и ёгванах зачастую приходится пускаться на розыски персонала – хозяйка может быть занята уборкой номеров или уйти куда-нибудь. Около окошка «ресепшн» обычно вывешен номер «хэндыпхона»,Хэндыпхон (핸드폰) дословно: ручной телефон. Так в Корее в разговорном языке называют мобильники. по которому можно вызвать хозяев. Откуда-то сверху доносились мелодичные вокальные рулады. Я покричал: «Кесеё?… Ёбосеё?… Сачжаннииииим!» (Есть кто?… Алёёёё?… Хозяйка!) – пение прекратилось, раздалось: «подождите-ка», и через мгновение сверху по лестнице спустилась женщина, что увидев меня была немало удивлена: иностранец! Забрав причитающиеся ₩30000 и выдав мне «джентльменский набор»,Небольшой конверт с одноразовым бритвенным станком, зубной щёткой, гигиенической салфеткой, презервативом и ещё парой кремов-гелей. В недорогих местах часто не выдают конверт, но можно всегда попросить щётку и станок – выдадут обязательно. тётушка поинтересовалась типа: «откель ты такой будешь, касатик?» Узнав, что из России, несколько огорчённо сообщила: «сама уж как 50 лет оттуда», но ни по-русски, ни по-английски не говорит, о чём посетовала с толикой горечи в голосе.
Я хотел было оставить велосипед снаружи номера – в коридоре, да мамаша настоятельно порекомендовала взять его внутрь.
Пробег: 89 км. Рельеф горный, набор высоты: 2200 м.
Оглавление здесь: Корея 2017